Прокурор Ростовской области и Министерство культуры Ростовской области считают, что в ходе судебных разбирательств по данному делу были допущены грубейшие нарушения процессуального права. Например:

Суд не создал условий для полного и всестороннего  исследования обстоятельств дела.

Судом не учтено, что вопрос об отнесении объекта к числу  памятников  архитектуры требует специальных познаний в области истории и архитектуры, поскольку предполагает определение истериче­ской, а не какой-либо иной ценности объекта. … Вопрос об обоснованности отне­сения здания к числу памятников перед экспертами в соответствии с их специальной компетенцией не ставился.

В материалах дела также от­сутствуют сведения о состоянии здания на момент отнесения его к чис­лу памятников решением Ростоблнсполкома 16.08.85, поэтому вывод об ошибочности действий названного государственного органа при поста­новке названного объекта на учет как памятника только на основе ука­занного экспертного заключения не вытекает из материалов дела.

Суд не исследовал в полном объеме факт исторической значимости объекта и не принял во внимание показания специалистов в данной области знаний, а по существу самостоятельно разрешил вопрос о том, что здание не представляет историко-культурной ценности.

Суд не принял во внимание тот факт, что Решением Исполкома № 303, здание было принято на государственную охрану, как памятник архитектуры, а оспариваемым в настоящем деле Постановлением № 411 здание утверждено как памятник истории и культуры. Даже  полагая,  что решением от 24.12.2001г.  установлено,  что здание утратило архитектурную ценность, то ценность историческую и культурную никто не отменял.

Постановление Главы Администрации Ростовской области № 411 законно, поскольку принято в строгом соответствии с требованиями законодательства, действующего на момент его принятия.

Судебные инстанции также не установили и не проверили, какие конкретно гражданские права заявителей были нарушены принятием постановления № 411.

Судами не принято во внимание, что для целей согласования публичного (охрана объектов культурного наследия) и частного (осуществление права собственности) интересов, ст. 55 Конституции Российской Федерации прямо устанавливает возможность ограничения прав и свобод гражданина. Такие ограничения права собственности на объекты культурного наследия установлены Федеральным законом № 73-ФЗ и другими нормативными актами в сфере охраны объектов культурного наследия, а не обжалуемым постановлением № 411.

Были нарушены и нормы материального права:

Здание было отнесено к памятникам истории и культуры в период, когда оно находилось в собственности государства. Государство, обладая правомочиями собственника, определило правовой режим использования своего имущества. Выявив историческую и архитектурную ценность указанного здания, государство, в лице соответствующего органа, отнесло его к памятникам истории и культуры, что является актом распоряжения своим имуществом. При последующем отчуждении государство, в качестве особого условия, определило ограничение права собственности приобретателя по договору в виде ограничения использования.

Решение суда нарушает нормы материального права, определяющих компетенцию ор­ганов государственной власти субъекта Российской Федерации.

Но всё это для Верховного суда – так же как наше с Вами конституционное право на доступ к культурным ценностям, - оказалось, к сожалению, «не существенным».

Что ж получается в финале нашего, наверное, уже утомившего Вас, повествования? Какая «под занавес» мораль?

Финал и мораль очень грустные. Ни в одном из решений, ни одного из судов даже не упоминается ни один закон, ни одна правовая норма, защищающие наше историко-культурное наследие. Для судов нашего законодательства по охране памятников истории и культуры просто не существует!!!

Как тут не вспомнить старую русскую пословицу: «Закон что дышло – куда повернёшь, туда и вышло».  А если это «дышло» к тому же в руках у таких господ, как О.А.Бояркин!... становится не только грустно, но и страшно!